Отчеты Райли. Пейдж читала их, почти не отрываясь, лишь изредка поднимала голову, чтобы наградить майора подозрительным взглядом. Неужели все это правда? Желание изучить Армана стало настолько сильным, что Пейдж едва сдерживала себя, чтобы не отдать приказ доставить к ней этого мальчишку немедленно.
– Только не трогайте Лору, – тихо прошептал Бренан. – Моя дочь не имеет к этому никакого отношения, – его допрос длился уже более двух часов. Он ничего не скрывал. Не пытался оправдать себя. – Если бы вы увидели, как зверь обнимает вашу дочь, чтобы вы сделали? – У меня нет детей, – Райли положил на стол фотографию Армана. – Это ваш зверь? – Бренан кивнул. Спустя час он уже вез Райли к месту, где они захоронили Армана. Могила была пуста, и ее беззубые края уже затянулись травой. Бренан побледнел. – Лора! – прошептал он, прижимая в мольбе руки к своей груди. – Пожалуйста! Защитите ее. Зверь вернется за ней. Я знаю. Я уже видел это. Спросите Допса…
Джек молчал, вглядываясь в ночь. Джуд тихо плакала. Майор Райли ушел, оставив пустоту и обиды.
– Почему ты ни о чем не рассказал мне? – спросила Джуд. В ее темных глазах стояли слезы. Щеки заливал гневный румянец. – Думаешь, мне нужна твоя жалость?! – голос Джуд сорвался. Джек вздрогнул. Так странно. Привязаться к кому-то, а потом смотреть, как он уходит.
– Арман был моим единственным другом.
– Другом?! – Джуд задохнулась бессильным гневом. – Ненавижу тебя! – Джек согласно кивнул.
– У тебя есть право.
– Право?! – она истерично рассмеялась. – Твой друг убил всех близких мне людей, а ты говоришь, что у меня есть право?!
– Ты тоже мой друг, – Джек поморщился, услышав новую порцию презрительного смеха. Джуд уходила. Ее шаги гулко раздавались в ночи. Хотелось догнать ее. Остановить. Вернуть… Но сейчас ей это было нужно меньше всего. Она хотела уйти. Хотела подумать. Поэтому Джек просто стоял. Один.Страх. Страх Мэдди. Пейдж стояла на пороге ее дома и терпеливо нажимала на кнопку вызова.
– Мы знаем, что ты там! – прокричала она. – Мы наблюдаем за вами последние месяцы, Мэдди! Просто открой дверь, и давай поговорим, – Пейдж обернулась и посмотрела на Райли. Он ждал лишь приказа.
Запахи. Эллис раздула ноздри и недовольно фыркнула. Мысли в голове Армана рассказали ему о Райли и его людях.
– Да знаю я, – Арман озирался по сторонам, пытаясь найти выход. Он тоже чувствовал их. Слышал их шепот.
– Какого черта ты делаешь?! – заорала на него Милдрет, увидев, что он выпускает из подвала Эллис.
– Они выпустили зверя, – предупредил Райли по переговорному устройству Пейдж.
– Ты только все усложнишь! – закричала она в закрытую дверь. – Мэдди! Мэдди послушай меня! Я хочу помочь.Райли, не отрываясь, следил за тепловыми датчиками.
– Ну, хватит! – потерял терпение генерал Шэрингем. – Берите их, пока звери не выбрались на улицу.
– Но Пейдж думает, что их удастся уговорить, – попытался возразить Райли.
– Пейдж ученый, а не военный, – скривился генерал.Эллис ощерилась и зарычала за мгновение до того, как в окна влетели световые гранаты. Яркая вспышка ослепила глаза. В ноздри ударил резкий, удушливый запах. Арман почувствовал, как человеческие органы чувств отключаются, уступая место животным инстинктам. Где-то далеко зазвенел возмущенный голос Пейдж. Дверь с треском влетела внутрь. Винтовки выпустили заряд транквилизаторов. Эллис взвыла и, завертевшись волчком, бросилась на ближайшего к ней солдата. Человеческие кости хрустнули. Из горла вырвался истошный вопль. Эллис пошатнулась и упала на пол. Милдрет забралась под стол и, закрыв голову руками, ждала, когда закончится безумие. Подчиняясь только инстинктам, Арман ударил нацелившегося в него солдата. Грудная клетка хрустнула. Сил не хватило даже на крик. Оттолкнув следующего солдата, Арман выскочил на улицу. Голубой взгляд, устремленный на него с другой стороны улицы, натянул инстинкты до предела. Тонкие губы Райли растянулись в довольной улыбке. Клетка захлопнулась. Арман взвыл, понимая совершенную ошибку. Дротик с транквилизатором воткнулся в спину.
– Попался, – прошептал Райли, но Арман услышал его. После наступила тьма.
Зверь. Старый зверь одиночка. В тот день, когда Райли поймал его, он пытался лишить свое тело жизни. Но тело, которое столько лет служило ему верой и правдой, предало его на этот раз, отказавшись умирать. Потом у него уже не было такого шанса. Он жил, лишенный возможности двигаться. Жил, словно у него и не было тела. Только мысли. Только воспоминания древнего вида, порабощенного молодой порослью. Месяц за месяцем. Год за годом. Один на один со своей болью. Иногда он слышал мысли своих сородичей. Более молодых. Более сильных. Они либо умирали от нескончаемых опытов, либо лишали себя жизни сами. Старый зверь оплакивал их так, как умел – молча и беззвучно, жалея лишь о том, что не может умереть вместе с ними. В итоге он остался один. Нет. Не один, но голос добровольца по имени Майкл зверь игнорировал. Дикий и безумный. В нем не было разума. Лучше бы он остался тем, кем был.
Зверь насторожился, чувствуя, как впервые за долгое время, появился кто-то еще, кроме Майкла. Их мысли были далекими и странными. Не такие, как у Майкла, но и не такие, как у его сородичей. Даже сны. В них старый зверь чувствовал боль и отчаяние. Он изучал их, присматривался. Узнавал их жизнь. Нет. Это не были добровольцы. Скорее случайные жертвы. Особенно молодой самец. Самка напоминала зверю Майкла, но не была безумна, и у самки не было снов. Лишь темнота. Эллис. Зверь узнал это имя. Узнал, потому что давно уже понял, что у этого вида должны быть имена. Несовершенные и примитивные. Они вынуждены были общаться друг с другом с помощью странных звуков. Зверь узнавал все это, надеясь, что однажды, когда ему удастся освободиться, станет более совершенным охотником. Но потом зверь увидел мысли Эллис. Узнал о ее болезни. О мечтах и надеждах. Как мог столь несовершенный вид вытеснить таких, как он? Зверь изучал Эллис, проникаясь ее болью. Он не разговаривал с ней, не пускал в свои мысли, но и оставить без внимания, как Майкла, не мог. В этой самке не было ни гнева, ни злости. Она просто хотела жить. Так же, как и его родители, когда-то давно. И ее мать. Она лечила ее, но вместо этого обрекла на новые страдания. Ее резали, выкачивали кровь, причиняли боль. Неужели они не знали, что в этой самке живет такое же, как и у них сознание? Старый зверь заглянул в мысли Эллис так глубоко, что на какое-то время они стали его частью. Да. Мучители Эллис знали, кто она. Понимание этого ужаснуло зверя. Смог был он также мучить своих сородичей? В сознании невольно ворвался новый поток мыслей. Эллис думала о своем друге. Думала об Армане. Гнев и отвращение сковали зверя. Неужели кто-то из его сородичей мог пасть так низко, что в результате этого на свет появился этот мальчик? Детеныш, обреченный на вечные страдания. Ведь ни звери, ни люди не примут его. И все эти опыты и страдания. Боль Армана и Эллис стала такой явной, что зверь ощутил ее на себе. Нет. Он не боялся страданий. Но он не мог допустить, чтобы страдали они. Не мог.